– Морской офицер. Секретная служба. Мои документы в чемодане, я имею право предъявить их только в чрезвычайном случае… – Сейчас не время было сообщать им, каким широким выбором документов я располагаю. – Этот случай чрезвычайный…

– Но вы… Вы же врач!

– Естественно. Кроме всего прочего, я ещё и морской врач.

Моя специальность – расследование диверсий в Вооруженных силах Соединенного королевства. Врач-исследователь это идеальное прикрытие. Обязанности у меня расплывчатые, я имею право совать нос во все дырки и закоулки, а как психологу мне позволительно беседовать с самыми разными людьми. Для обычного офицера это невозможно.

Наступила долгая пауза, потом Свенсон с горечью заметил:

– Вы могли бы рассказать все это и раньше.

– Может быть, ещё объявить об этом по корабельному радио? С какой стати, черт побери, я стал бы это делать? Не хватало только, чтобы всякие сыщики-любители путались у меня под ногами. Спросите у любого полицейского, чего он боится больше всего на свете. Самоуверенного Шерлока Холмса. Я не мог вам доверять – и прежде чем вы начнете рвать и метать по этому поводу, добавлю: я опасался не того, что вы специально ограничите мою свободу, а того, что вы можете помешать мне неумышленно, с самыми лучшими намерениями. А сейчас у меня нет выбора, приходится выложить вам то, что следует, несмотря на возможные последствия. Ну, почему бы вам просто не принять к исполнению директиву вашего начальника военно-морских операций и не действовать в соответствии с нею?

– Директиву? – Хансен бросил взгляд на Свенсона. – Какую директиву?

– Приказ Вашингтона предоставить доктору Карпентеру карт-бланш практически на любые действия, – ответил капитан. – Поймите меня, Карпентер. Я не люблю действовать в темноте, с завязанными глазами, и, разумеется, я отнесся к вам с подозрением. Вы прибыли на борт при очень сомнительных обстоятельствах. Вы чертовски много знали о подводных лодках. Вы были скользким, как сатана. Вы изложили какую-то туманную теорию насчет диверсии… Черт меня побери, приятель, естественно, у меня появились сомнения. А у вас, будь вы на моем месте, не появились бы?

– Пожалуй, да… Не знаю… Что касается меня, то я приказы выполняю.

– Гм… Ну, и какие у вас приказы на этот случай?

– Выложить вам всю правду, – вздохнул я. – Вот я вам все и выложил. Теперь сами понимаете, почему ваш начальник военно-морских операций так заботился о том, чтобы мне была предоставлена вся необходимая помощь.

– На этот раз вам можно поверить? – спросил Свенсон.

– На этот раз можете мне поверить. То, что я наплел вам в Холи-Лох, тоже не было сплошным враньем. Я просто чуть приукрасил, чтобы вы наверняка взяли меня с собой. У них здесь и в самом деле было установлено специальное оборудование – настоящее чудо электроники, которое использовалось для перехвата импульсов управления советскими ракетами и слежения за их траекторией. Оборудование было установлено в одном из уничтоженных домиков во втором с запада южном ряду. Круглые сутки на высоте тридцати тысяч футов висел шар-зонд – но без рации. Это была просто гигантская антенна. К слову, именно из-за этого горящее топливо разлетелось на таком обширном пространстве: от огня взорвались баллоны с водородом, которые применялись для радиозондов. Они тоже находились в складе горючего.

– Кто-нибудь на «Зебре» знал об этом оборудовании?

– Нет. Для всех остальных это была аппаратура для исследования космических лучей. Что это на самом деле, знали только четверо: мой брат и ещё трое, все они спали в том же домике, где стояло оборудование. Теперь этот домик полностью разрушен. Уничтожен самый передовой пост подслушивания в свободном мире. Теперь вас не удивляет, почему ваш начальник морских операций был так в этом заинтересован?

– Четверо? – Свенсон взглянул на меня, в глазах у него все ещё мелькала тень сомнения. – Кто эти четверо, доктор Карпентер?

– И вы ещё спрашиваете? Четверо из семи лежащих здесь, коммандер.

Он посмотрел на меня, но тут же отвел глаза в сторону. И проговорил: – Как вы сказали, ещё до отплытия сюда вы были убеждены, что здесь дело нечисто. Почему?

– У моего брата был совершенно секретный код. И мы обменивались радиограммами: он был радист высокого класса. Однажды он сообщил, что были сделаны две попытки уничтожить оборудование. Он не вдавался в детали. В следующей радиограмме сообщалось, что кто-то напал на него и оглушил во время ночной проверки. Он обнаружил тогда, что кто-то попытался выпустить водород из баллонов, а без поднятой в воздух антенны оборудование бесполезно. Ему повезло, он пришел в себя через несколько минут, ещё немного – и он замерз бы насмерть. Так вот, зная все это, мог ли я поверить, что пожар не связан с попытками уничтожить оборудование?

– Но откуда кто-то мог узнать, что это за оборудование? – возразил Хансен. – Кроме вашего брата и тех троих, разумеется… – Как и Свенсон, он взглянул на пол, как и Свенсон, тут же отвел глаза. – Готов биться об заклад, что это дело какого-то психа. Сумасшедшего. Даже преступник, если он в здравом уме, – да разве он пойдет на такое дикое преступление?

– Три часа назад – напомнил я, – вы лично, перед зарядкой торпедных аппаратов, проверили и рычаги, и контрольные лампочки. И что же? Рычаг пересоединен, а провода перепутаны. Это что, тоже работа сумасшедшего? Еще одного психа?

Хансен промолчал.

– Чем я могу вам помочь, доктор Карпентер? – спросил Свенсон.

– На что вы готовы, коммандер?

– Ну, передать вам командование «Дельфином» я не готов, – он даже улыбнулся, хотя улыбка получилась невеселая. – Короче говоря, я и весь экипаж «Дельфина» отныне в вашем полном распоряжении. Вы только скажите, доктор, что нам надо делать, вот и все.

– Значит, на этот раз вы поверили моим словам?

– Да, я поверил вам.

Я был полностью удовлетворен: я даже сам себе чуть не поверил.

Глава 8

Вернувшись в домик, где ютились уцелевшие полярники, мы обнаружили, что он почти опустел, остались только доктор Бенсон и двое самых тяжелых больных. Домик казался теперь гораздо просторнее, чем прежде, просторнее и холоднее, повсюду царил беспорядок, как после благотворительного базара, когда толпы домохозяек уже успели расхватать все более-менее стоящее.

Повсюду на полу валялись изодранные, грязные одеяла, простыни, одежда, рукавицы, тарелки, ножи, всякие мелочи, принадлежавшие полярникам. Эти люди так ослабели и вымотались, так стремились поскорее отправиться в путь, что махнули рукой на свои пожитки. Единственное, что их заботило, – это они сами. Винить их за это я не мог. Обожженные и обмороженные лица двоих тяжелобольных были обращены в нашу сторону. Они то ли спали, то ли находились в глубоком обмороке. И все-таки я не стал рисковать. Я вызвал Бенсона наружу, к западной стене домика, и он тут же присоединился ко мне.

Я рассказал Бенсону то же, что и коммандеру и лейтенанту Хансену.

Ему следовало это знать, учитывая, что именно он будет находиться в постоянном и тесном контакте с больными. Наверное, он был сильно удивлен и даже потрясен, но ничем не обнаружил этого. Лицо врача должно выражать только то, что следует, осматривая пациента, стоящего на пороге смерти, врач не станет рвать на себе волосы и рыдать во весь голос, отнимая у больного последние силы. Итак, теперь трое из команды «Дельфина» имели представление о случившемся – ну, скажем, наполовину. Этого было вполне достаточно. Я только надеялся, что они узнали не слишком много.

Потом заговорил Свенсон: все-таки Бенсон был его подчиненным.

Он спросил:

– Где вы собираетесь расположить больных?

– Там, где им будет удобнее. В офицерских каютах, в матросских кубриках, словом, распределим их повсюду. Так сказать, чтобы загрузка была равномерная… – Он помолчал. – Правда, придется учесть последние… гм… события. Это сильно меняет дело.

– Да, меняет. Половину – в кают-компанию, половину – в матросскую столовую… Нет, лучше в кубрик. У нас нет основании лишать их удобств. Если это их удивит, можете сказать, что так сделано, чтобы облегчить лечение и уход, и что они постоянно будут находиться под медицинским контролем, как, например, сердечники в реанимации. Возьмите в союзники доктора Джолли, он, кажется, вполне компанейский мужик. Не сомневаюсь, что он поддержит и другое ваше требование: чтобы все пациенты были раздеты, вымыты и переодеты в больничные пижамы. Если они не в состоянии двигаться, их вымоют прямо в постели. Доктор Карпентер проинформировал меня, что профилактика инфекции играет огромную роль при сильных ожогах.